Чернышевский
1. Биография
2. Гражданский подвиг Н. Г. Чернышевского.
3. Эпоха царствования Александра II и появление <новых >
4. Повесть И. С. Тургенева "Ася" и статья Н. Г. Чернышевского" Русский человек на
5. Изображение "новых людей" в произведениях Тургенева и Чернышевского
Николай Гаврилович Чернышевский ( 1828-1889)
В 1842-1845 годах Чернышевский учился в Саратовской семинарии, где ему
прочили блестящую духовную карьеру.
В 1846 году поступил на отделение общей словесности Петербургского
университета.
1851-1853 гг. Служил старшим учителем в Саратовской гимназии.
1853 год – вернулся в Петербург, преподавал во втором кадетском корпусе.
Работа в журнале «Отечественные записки».
1855 г . Чернышевский вышел в отставку, занялся журнальной работой для
«Современника»
С 1854 года вел в «Современнике» раздел критики и библиографии.
1857 год – передал работу Добролюбову и сосредоточился на политической ,
экономической и финансовых темах.
Осень 1861 года – за ним установлена слежка
7 июля 1862 года – он был арестован.
1883 год - при Александре III ему разрешили переселиться в Астрахань.
В июне 1889 года Чернышевский получил разрешение вернуться домой на
родину в Саратов.
1889 год – умер от кровоизлияния в мозг. Похоронен в Саратове.
Гражданский подвиг Н. Г. Чернышевского.
После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских де-ревнях
начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила
хождение прокламация <К> . Ее авторство власти решили приписать
Чернышевскому. Од-нако не так-то просто было расправиться со знаменитым
литератур-ным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и
широко печатались в <Современнике> и <Отечественных> . Всем было
известно о его революционных симпатиях, о бли-зости с Герценом и другими
крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского
была тщательно закон-спирирована. На виду была лишь его литературная
деятельность. С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел
вы-сказываться в своих статьях <между> . Когда в печатавшихся в
<Современнике> статьях о Гарибальди и в комментариях к ита-льянским
событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: <в> ,
<я> , даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что
речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально
придраться было не к чему.7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого
восстания, арестовали Чернышевского и бросили его в Петропавловскую
кре-пость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором
говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печа-тать
<Колокол> за границей, поскольку в России журнал был за-прещен. Но этого
было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское
обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский
корнет В. К. Костомаров, раз-жалованный в рядовые за тайное печатание
<возмутительных> , человек с психическими отклонениями и бездарный
поэт-гра-фоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III
отделением. Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку,
будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации.
Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы
содержались неопровержимые доказа-тельства прямого участия
Чернышевского в революционной дея-тельности. На основании этих фальшивых
улик в начале 1864 года сенат вынес Чернышевскому приговор - 14 лет каторги
и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок
пребывания на каторге на 7 лет, однако фактически Черны-шевский провел в
заключении более 18 лет.При аресте Чернышевского были конфискованы все
его записи, в том числе дневник. Самые <опасные> заметки были зашифрованы
(довольно примитивным способом), однако в целом дневниковые за-писи
носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производил
довольно сумбурное впечатление. Когда Черны-шевскому, который решительно
отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на
основании дневниковых запи-сей, он придумал смелый и интересный ход: он
решил выдать днев-ник за черновик литературного произведения, а все свои
рассужде-ния - за вымысел беллетриста. Более того, существует мнение
(яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведе-нием), что
Чернышевский стал писать <Что> лишь для того, чтобы оправдать содержание
своего <крамольного> дневника, который он таким образом превращал в
черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако эта
версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и
написанного в спешке. Действительно, тон повествования то становится
небреж-ным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические
черты.В советском литературоведении было принято утверждать, что царская
цензура просто-напросто <проглядела> революционный ха-рактер
произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения:
цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы <любовном> романе шито
белыми нитками, однако, прини-мая во внимание полное отсутствие каких-либо
художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и
сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революцио-нер
скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной
поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях
автора, но в том, что он своей книгой сумел задеть за живое не одно поколение
молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой
безупречной форме предпочитали <полезное> содержание. Они презирали
<бес-полезное> искусство, зато преклонялись перед точными науками и
естествознанием, они отшатывались от религии, но с религиозным пылом
отстаивали веру в человека, точнее, в <новых> , то есть - в себя самих. Сын
священника и поклонник Фейербаха, Чернышевский, этот мученик за веру в
светлое будущее человечест-ва, открыл дорогу тем, кто подменил религию
Богочеловека рели-гией человекобога...Так случилось, что предсмертный бред
Чернышевского записал секретарь. Его последние слова удивительным
образом переклика-ются с фразой, сказанной несколько десятилетий спустя
ЗигмундомФрейдом по поводу своей научной деятельности: <В> . Чернышевский
в своих предсмертных грезах упоминал о каком-то сочинении (кто знает, быть
может, о своем романе?): <Странное> .
Нетрадиционная и непривычная для русской прозы XIX века завязка
произведения, более свойственная французским авантюр-ным романам, -
загадочное самоубийство, описанное в 1-й главе <Что> - была, по
общепринятому мнению всех исследова-телей, своего рода интригующим
приемом, призванным запутать следственную комиссию и царскую цензуру. Той
же цели служил и мелодраматический тон повествования о семейной драме во
2-й главе, и неожиданное название 3-й - <Предисловие> , которая на-чинается
словами: <Содержание> Более того, в этой главе автор,
полушутливым-полуизде-вательским тоном обращаясь к публике, признается в
том, что он вполне обдуманно <начал> . После этого автор, вдоволь
посмеявшись над своими читателями, говорит: <нагл> , с другой - как будто
готов раскрыть перед ним все карты и к тому же интригует его тем, что в его
повествовании присутствует еще и скрытый смысл! Читателю остается одно -
читать, а в процессе чтения на-бираться терпения, и чем глубже он погружается
в произведение, тем большим испытаниям подвергается его терпение...В том,
что автор и в самом деле плохо владеет языком, читатель убеждается
буквально с первых страниц. Так, например, Черны-шевский питает слабость к
нанизыванию глагольных цепочек: <Мать> ; обожает по-вторы: <Это> ; речь
автора небрежна и вульгарна, и порой возникает ощущение, что это - плохой
перевод с чужого языка: <господин> ; <Долго> ; <Он> ; <Люди> ; <Конец> ;
авторские от-ступления темны, корявы и многословны: <Они> ; <...> <После>
Увы, подобные примеры можно приводить до бесконечности...Ничуть не меньше
раздражает смешение стилей: на протяже-нии одного смыслового эпизода одни
и те же лица то и дело сбива-ются с патетически-возвышенного стиля на
бытовой, фривольный либо вульгарный.Почему же российская общественность
приняла этот роман? Критик Скабичевский вспоминал: <Мы> . Даже Герцен,
признаваясь, что роман <гнусно> , тотчас оговаривался: <с> . С какой же
<другой> ? Очевидно, со стороны Истины, служение ко-торой должно снять с
автора все обвинения в бездарности! А <пере-довые> той эпохи Истину
отождествляли с Пользой, Пользу - со Счастьем, Счастье - со служением все
той же Истине... Как бы то ни было, Чернышевского трудно упрекнуть в
неискренности, ведь он хотел добра, причем не для себя, но для всех! Как писал
Владимир Набоков в романе <Дар> (в главе, посвященной Чернышевскому),
<гениальный> . Другое дело, как сам Чернышевский шел к этому добру и куда
вел <новых> . (Вспомним, что цареубийца Софья Перовская уже в ранней
юности усвоила себе рахметовскую <боксерскую> и спала на голом полу.) Пусть
же революционера Чернышевского со всей строгостью судит история, а
писателя и критика Чернышевского - история литературы.
Эпоха царствования Александра II и появление <новых> , описанных в романе
Н. Г. Чернышевского.
В конце царствования Николая I страна буквально задыхалась в тисках
полицейского режима: во всех российских университетах были закрыты
кафедры философии, и даже попытки перевода на живой русский язык книг
Священного писания воспринимались как дерзкий вызов устоям общества.
Протоиерей Г. П. Павский, преподававший в Петербургской духовной академии,
был осужден церковным судом за то, что перевел на русский язык несколько
книг Библии и использовал эти переводы на занятиях со студента-ми. В этой
удушливой атмосфере окончательно сложились основные направления русской
общественной мысли и получил последнюю закалку политический и идейный
радикализм, который со всей решительностью заявил о себе при Александре
П.Вопросом, неизменно волновавшим просвещенное русское общество, было
отношение к религии. В 40-е годы в русскую гуманистическую мысль, которая
шла по пути секуляризации, то есть обособления от религии и Церкви, входит
идея социализма. Именно эта идея впоследствии выступила в качестве
заменителя религиозного мировоззрения. Когда в русской жизни произошел
сдвиг в сторону демократизации (освобождение крестьян в 1861 году),
различные течения секуляризма становятся более смелыми и активными.
Однако, даже принимая формы богоборчества, эти движения связаны с
напряженными духовными исканиями, с потребностью удовлетворить
религиозные запросы масс - без христианства, или, по крайней мере, без
Церкви. В 1848 году 20-летний Чернышевский записывает в своем дневнике:
<Что> жизнь коммуны, созданной Верой Павловной под влиянием <фаланг> и
<фаланстер> Фурье.) Однако кроме кружка <петрашевцев> , мирно изучавших
произведения Фурье (в этот кружок входил Достоевский), уже формировались и
другие, более радикально настроенные группы молодежи из разночинцев.
После неудачной войны 1854-1855 годов, всколыхнувшей все русское
общество, эта молодежь заявила о себе в полный голос и заговорила языком,
которого до сих пор не слышали в России. Яркий образец этого языка мы видим
в творчестве Чернышевского, типичного представителя нового поколения
борцов за свободу и искателей всеобщего счастья. Он был их идейным вождем,
и его мировоззрение, словно зеркало, отражает черты <новых> , образы
которых он обрисовал в своем романе, их <учебнике> . Для нового поколения
характерно, что оно стоит в резкой оппозиции к предыдущему. Оно упре-кает
своих предшественников в <романтизме> , смеется над культом искусства и
любовью к отвлеченному мышлению. Новое поколение защищает <реализм> ,
ищет опоры в точном здании, что порождает чуть ли не религиозное поклонение
<точным> наукам, особенно естествознанию. К искусству разночинцы
предъявляют совсем иные требования: оно должно указывать пути жизни и
воспитывать общество в духе новых, <прогрессивных> идей. Верховным
принципом морали становится у них вера в личность и ее творческие силы,
защита <естественных> движений души и наивная вера в теорию <разумного> ,
которой уделено столько серьезных рассужде-ний в романе <Что> .Трагический
путь Чернышевского показывает основное противоречие, раскалывавшее
сознание <новых> : они были мечтателями и идеалистами, но хотели верить
лишь в <пользу> ; они вдохновлялись верой в Идеал, а при этом готовы были
свести к элементарной физиологии все человеческие чувства. Им не хватало
культуры мышления, но они презирали его, считая мысль, не связанную с
практической пользой, бесполезной. Они отрицали вся кую религиозную веру, а
сами свято верили в свои утопические мечты и, подобно Чернышевскому,
приносили себя в жертву буду-щему, отрицая само понятие жертвы... В
стихотворении, посвящен ном Чернышевскому, Некрасов написал: Его послал
Бог гнева и печали Рабам земли напомнить о Христе.
ПОВЕСТЬ И. С. ТУРГЕНЕВА "АСЯ" И СТАТЬЯ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО "РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК
НА RENDEZ-VOUS"
Когда я перевернула последнюю страницу повести И. С. Тургенева "Ася", у меня
появилось ощущение, что я только что прочла стихотворение или услышала
нежную мелодию. Все было так красиво: каменные стены древнего города,
серебряный ночной Рейн... Вообще-то нет смысла пересказы-вать своими
словами тургеневские пейзажи. Для меня "Ася" - это "тонкий запах смолы по
лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми
форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы,
чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в
лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами...". Это ощущение
спокой-ного мира, в котором человек может быть счастлив, если только сам не
разрушит возникшей гармонии.
И вот я стала читать статью Н. Г. Чернышевского "Русский человек на
rendez-vous", которая появилась вскоре после публикации тургеневской повести.
Сначала мне показалось, что критик воспринял "Асю" примерно так же, как я. Он
пишет: "Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не
касающееся ни одной из так называемых черных сторон жизни. Вот, думал я,
отдохнет и освежится душа".
Но выяснилось, что Чернышевский вовсе не собирается отдыхать душой и
наслаждаться тургеневским стилем. Статья была посвящена разоблачению
главного героя повести - господина N. Для меня он был прежде всего не очень
опыт-ным в жизни, мечтательным молодым человеком, который больше всего
на свете боялся совершить неблагородный, недостойный поступок. Другими
словами, я оценивала его как настоящего интеллигента. Его счастье с Асей не
состоялось, потому что он боялся, не мог позволить себе злоупотребить ее
доверием, ответить злом на дружеское отношение ее брата.
Кроме того, и девушка, и рассказчик стали жертвами общественных
предрассудков прошлого столетия. Брат Аси, Гагин, был уверен, что господин N
не женится на ней, ведь она незаконнорожденная. Он писал: "Есть
предрассудки, которые я уважаю..." Главный герой повести даже не сразу
понял, о чем шла речь. "Какие предрассудки? - вскричал я, как будто он мог
меня слышать. - Что за вздор!" Тургенев с горечью писал о том, что люди не
понимают друг друга, неверно толкуют чужие слова и поступки и этим разрушают
собственное счастье.
Но Чернышевский увидел в повести совсем другое. Для него господин N чуть ли
не злодей, по крайней мере, безнадежно дурной человек. Самое удивительное,
что критик считает эти качества не личными, а общественными. Он утверждает,
что рассказчик - общественный портрет русской интеллигенции, а она
изуродована отсутствием гражданских свобод. "...Сцена, сделанная нашим
Ромео Асе ... только симптом болезни, которая точно таким же пошлым образом
портит все наши дела, и только нужно нам всмотреться, отчего попал в беду наш
Ромео, мы увидим, чего нам всем, похожим на него, ожидать от себя и ожидать
для себя во всех других делах... Без приобретения привычки к самобытному
участию в гражданских делах, без приобретения чувства гражданина ребенок
мужского пола, вырастая, делается существом мужского пола средних, а потом
пожилых лет, но мужчиною он не становится... Лучше не развиваться человеку,
нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния
чувств, пробуждаемых участием в них".
Получается, что господин N отверг и обидел Асю, потому что не имел опыта в
общественных делах? Для меня это звучит абсурдно. Но зато я гораздо лучше
поняла, что такое "метод реальной критики". Используя его, можно любую книгу
связать с общественными, политическими вопросами.
Намного яснее я представила себе и самого Чернышевского. В 1858 году, когда
была опубликована повесть Турге-нева и появилась статья "Русский человек на
rendez-vous", набирали силу революционные демократы. Они во всем искали
практический смысл, пользу и были уверены, что писать о любви, о природе, о
красоте - совершенно ненуж-ное занятие. Чернышевскому было важно накануне
великих общественных реформ убедить читателей, что надо быть активными
гражданами, бороться за свои права и свое счастье. Это, конечно, достойная
цель для публициста. Но мне все-таки жалко повесть Тургенева "Ася". Она не
имеет никакого отношения к борьбе за гражданские свободы. Ее героиня
запоминается тем, что по-своему видит мир. "Вы в лунный столб въехали, вы
его разбили, - закричала мне Ася". Такие образы не устаревают, в отличие от
политических намеков Чернышевского. И, по-моему, сегодня, через сто сорок
лет, лучше читать эту повесть как прекрасные стихи.
Изображение "новых людей" в произведениях Тургенева и
Чернышевского
Практически всех крупных русских писателей волновала судьба передового
человека своего времени. Эта тема нашла свое отражение в романе Тургенева
"Отцы и дети" и в романе Чернышевского "Что делать?". Главные герои этих
произведений представляют новый тип передовой молодежи. По социальному
происхождению Базаров, Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна - типичные
разночинцы. Все они с детства приучены к труду, в жизни они привыкли
полагаться только на собственные силы. Так, Чернышевский рассказывает о
своих героях: "Лопухов с очень ранней молодости, почти с детства, добывал
деньги на свое содержание;
Кирсанов с 12 лет помогал отцу в переписывании бумаг, с IV класса гимназии
тоже давал уже уроки. Оба грудью, без связей, без знакомств пролагали себе
дорогу". Тургенев ничего не рассказывает о студенческих годах Базарова, но
"...надо полагать, - писал Герцен, - что то была жизнь бедная, трудовая,
тяжелая... Евгений Васильевич содержал себя... собственными трудами,
перебивался копеечными уроками и в то же время находил возможность
готовить себя к будущей деятельности". Базарову и "новым людям" присуще
стремление к образованию, к изучению естественных наук. В романе "Что
делать?" не только Лопухов и Кирсанов занимаются медициной, но и Вера
Павловна. Базаров также уделяет много времени естественным наукам. Он
часами просиживает за своим микроскопом, ставит опыты. Аркадий говорит о
Базарове: "Главный предмет его - естественные науки". Базаров отрицает
красоту природы, искусство, любовь. Он говорит Аркадию:
"Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник". "Новые люди", в
отличие от Базарова, чувствовали красоту природы, признавали существование
любви. Многие взгляды Базарова, вследствие их примитивности, были начисто
разбиты самой жизнью. Так, после знакомства с Одинцовой в нем пробуждается
настоящее поэтическое чувство. Но даже любовь к Одинцовой не смогла
заставить Базарова отказаться от своих взглядов. Для него убеждения важнее,
чем любовь. Такое отношение к любви сближает Базарова с Рахметовым,
который приносит любовь в жертву своему делу. Рахметов - человек умный,
образованный, обладающий железной волей. В отличие от Базарова и "новых
людей", он был из фамилии, известной с XIII века, то есть одной из древнейших
не только у нас, айв целой Европе. Но, несмотря на свое происхождение,
Рахметов был гораздо ближе к народу, чем Базаров. Рахметов много
путешествовал по России, знакомился с жизнью народа, даже работал вместе с
бурлаками, которые за выносливость и силу прозвали его Никитушкой Ломовым.
Про Базарова же крестьяне говорили: "Известно, барин: разве он что
понимает?" Базаров, так же как Рахметов, понимал необходимость
преобразований в жизни общества и выступал за революционный путь. "Мы
драться хотим", - говорит он Аркадию. Однако программы преобразований у
Базарова не было. Он оказался просто нигилистом. Базаров считает, что его
миссия состоит только в том, чтобы
"место расчистить". Рахметов и "новые люди" знали, за что они борются,
представляли себе основные черты общества будущего. "Новые люди" даже
стремились перенести некоторые из них в настоящее. Таковы были их семейные
отношения и устройство мастерских Верой Павловной. Отсутствие
окончательной цели у Базарова сделало догматичными его суждения. Он
практически никогда не отстаивал своей точки зрения, не пытался доказать
правильность своих выводов. Свое утверждение он считал неопровержимой
истиной, и лишь сама жизнь могла заставить Базарова усомниться в этом.
Например, утверждение Базарова: "Мы действуем в силу того, что мы признаем
полезным" - выглядит несколько догматично. У "новых людей" оно выдвигается
как теория разумного эгоизма, которую Лопухов излагает Вере Павловне:
"...человек действует по необходимости, его действия определяются влияниями,
под которыми происходят (...) влияния берут верх над другими, когда поступок
имеет житейскую важность, эти побуждения называются выводами, игра их в
человеке - соображением выгод... поэтому человек всегда действует по расчету
выгод". Отсутствие окончательной цели у Базарова, жизненная
несостоятельность его взглядов лишали его будущего. Это автор подчеркивает
с помощью художественных средств. Так, Базаров одинок, у него нет друзей,
которые полностью разделяли бы его взгляды. Нелепая смерть героя также не
вытекает из логики романа. Герцен писал, что Тургенев не знал, что делать с
Базаровым, и уморил его "тифусом". Чернышевский же, в отличие от Тургенева,
изображает людей, за которыми будущее. Он пишет, что число "новых людей"
постоянно растет и что их деятельность уже приносит определенные
результаты. Такая разница в изображении героев и их взглядов объясняется
тем, что Тургенев отразил в своем романе начальный период
разночинно-демократического движения. Базарову не суждена победа, так как
он стоит еще в преддверии будущего, и этим Тургенев объясняет причину его
гибели. Чернышевский описывает движение шестидесятых годов, он рисует
образы "новых людей" с безоговорочным сочувствием, без тех внутренних
противоречий, которые были характерны для отношения к "нигилизму" автора
"Отцов и детей".