Замятин
1. Драматические судьбы личности в условиях тоталитарного общественного устройства
2. Мир романа "Мы" Евгения Замятина
3. Проблема любви и долга в романе Е. Замятина "Мы".
Драматические судьбы личности в условиях тоталитарного общественного устройства (по
роману Е. Замятина "Мы")
Человеку свойственно заглядывать в будущее, пытаться распознать его
очертания. Сколько писателей разных исторических эпох пытались приоткрыть
завесу, за которой скрывается будущее, пытались предугадать то, что не дано
знать никому: Кампанелла в "Городе Солнца", Жюль Верн в своих романах,
Оруэлл в "1984", Н.Г.Чернышевский в "Что делать" и другие. Таким
писателем-фантастом был и Е.Замятин. Неудовлетворенность настоящим,
советской действительностью, заставила его задаться вопросом: каким должно
быть будущее, чтобы чувствовать себя счастливым, чтобы осуществить свои
надежды, реализовать идеалы? Один из возможных ответов на этот вопрос -
знаменитый "четвертый сон" Веры Павловны из романа Чернышевского "Что
делать?". Замятин как будто специально повторяет описание этой, одной из
классических утопий: его герои живут коммуной в городе из стекла и металла. В
романе "Мы" в фантастическом и гротесковом облике предстает перед
читателем возможный вариант общества будущего. Приводится мечта сильных
мира сего: "Жизнь должна стать стройной машиной и с механической
неизбежностью вести нас к желанной цели". К сожалению, в таком обществе нет
ничего, что не предвещала бы уже современная писателю реальность. Перед
нами разворачивается "математически совершенная жизнь" Единого
Государства. Символический образ "огнедышащего интеграла", чуда
технической мысли и одновременно орудия жесточайшего порабощения,
открывает книгу. Бездушная техника вместе с деспотической властью
превратили человека в придаток машины, отняли у него свободу, воспитали в
добровольном рабстве. Мир без любви, без души, без поэзии. Человеку -
"нумеру", лишенному имени, - было внушено, что "наша несвобода" есть "наше
счастье" и что это "счастье" - в отказе от "я" и растворении в безличном "мы".
Внушено, что художественное творчества - "уже не беспардонный соловьиный
свист", а "государственная служба". А интимная жизнь тоже рассматривается
как государственная обязанность, выполняемая сообразно "табелю
сексуальных дней". Роман Замятина - предупреждение о двойной опасности,
грозящей человечеству: гипертрофированной власти машин и власти
государства. "Однотипность" безраздельно и неусыпно властвует над жизнью
всех членов общества. Это обеспечивается совершенной техникой и
недремлющим оком "хранителей". Сочинение Замятина проникнуто раздумьями
о российской послереволюционной действительности. В нем угадываются
сокровенные мысли о возможных и уже обнаружившихся при жизни писателя
извращениях социалистической идеи. Отношение к политике военного
коммунизма стало камнем преткновения для писателя. Эта политика,
предусматривающая сугубую централизацию политической и экономической
жизни в стране, ряд жестоких мер, была временной и вынужденной в условиях
гражданской войны и хозяйственной разрухи. Но Замятину (и не только ему в ту
пору) представлялось, что другого выбора не будет и что людям навязана
единственная модель дальнейшего движения - новый вариант тоталитаризма.
Роман Замятина приобрел особую цену и поучительность в следующем смысле:
как предупреждение о возможных искажениях социализма, об опасности
уклонений от демократического пути и злоупотреблений, насилия над
человеческой личностью. Последующие события отечественной и мировой
истории показали, что тревоги писателя не были напрасными. Наш народ
пережил и горькие уроки коллективизации, и сталинизм, и репрессии, и всеобщий
страх. и застой. Очень многие сцены романа заставляют вспомнить недавнее
прошлое. Манифестация в честь Благодетеля, официозные выборы,
"хранители",которые следят за каждым шагом человека. Но Замятин
показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где
игнорируется человеческое "я", где единоличная власть является
неограниченной, возможен бунт. Способность и желание чувствовать, любить,
быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но власти
находят выход: у человека при помощи операции удаляют фантазию -
последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя
разумным и сильным. Все же остается надежда, что человеческое достоинство
не умрет при любом режиме. Эту надежду высказывает женщина, которая своей
красотой побуждает к борьбе. У Замятина в романе есть мысль, необычная для
многих наших современников. Писатель настаивает на том, что не существует
идеального общества. Жизнь - это стремление к идеалу. И когда это стремление
отсутствует, мы наблюдаем разлагающее время застоя. Есть в романе еще
одна тема, созвучная сегодняшнему дню. Это тема экологической тревоги.
"Антиобщество", изображенное в книге, несет гибель естеству жизни, изолируя
человека от природы. Автор мечтает выгнать "обросших цифрами" людей
"голыми в леса", чтобы они учились там у птиц, цветов, солнца. Только это, по
мнению автора, может восстановить внутреннюю сущность человека. Автор
романа "Мы" принадлежит к тем крупным художникам, кто усиленно приковывал
внимание к "вечным ценностям" в условиях глобальных исторических сдвигов
XX столетия. В свое время роман не был принят. Очень дорого обошлись нам
легкомыслие и обидчивость тогдашних идеологов по отношению к сомнениям
Замятина. Автор на своих "запретных" страницах выстраивает непрерывную
цепочку времени, не прослеживая которую, нельзя понять ни настоящего, ни
будущего. Произведения, подобные роману "Мы", пробившиеся к нам из
небытия, позволят "по-новому" взглянуть на события истории, осмыслить роль
человека в них. "Мы" -предостережение против отказа сопротивляться, если
человеческое сообщество хотят превратить в совокупность "винтиков". Такие
произведения, как "Мы", "выдавливают" из человека рабство, делают его
личностью. Уезжая в эмиграцию, Замятин (как он писал Сталину) надеялся, что,
может быть, вскоре вернется - "как только у нас станет возможно служить в
литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у
нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова". Замятин смог
вернуться на родину лишь с концом "ига разума" и началом распада Единого
государства. Посмертно.
Мир романа "Мы" Евгения Замятина
Мир романа "Мы" Евгения Замятина, русского писателя, стоявшего у истоков
сатирической антиутопии XX века, суров и сумрачен. Это мир "нумеров", а не
личностей, досконально во всем расчисленный огромный механизм Единого
Государства с идеально притертыми "винтиками". Расчислено действительно
все. Не только рабочие часы - все стороны жизни "нумеров" охвачены
Государством, посекундно расписаны в Часовой Скрижали. Даже искусство
подчинено в этом истинно казарменном будущем узкопрактическим целям.
"Просто смешно: всякий писал - о чем ему вздумается... Теперь поэзия - уже не
беспардонный соловьиный свист: поэзия - государственная служба, поэзия -
полезность". И вот Институт Государственных Поэтов и Писателей создает
"Ежедневные оды Благодетелю", бессмертную трагедию "Опоздавший на
работу", настольную книгу "Стансов о половой гигиене"... Остается только
поражаться горькой прозорливости писателя, уже тогда, в 1920-м, понявшего,
как далеко может завести наше общество набиравшая повсюду силу
казарменность, объявленная чуть ли не высшей формой коллективизма.
"Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч." -
и, оберегая свою машинную стерильность, Единое Государство отгораживается
Зеленой Стеной от мира дикого и неупорядоченного - "неразумного,
безобразного мира деревьев, птиц, животных". Этот рационализированный
"рай" жестко оберегаем от любых, самых мелких потрясений: "Для того, чтобы
выкинуть вон погнувшийся болт, у нас есть искусная, тяжелая рука
Благодетеля... есть опытный глаз Хранителей..." И есть, добавим, чудовищная
логика подавления, свойственная любому тоталитарному режиму: "Настоящий
врач начинает лечить еще здорового человека, такого, какой заболеет еще
только завтра, послезавтра, через неделю. Профилактика, да!.."
Герою-рассказчику, математику Д-503, выпадает невозможное, абсолютно,
казалось бы, немыслимое в этом мире (где "всякий из нумеров имеет право -
как на сексуальный продукт - на любой нумер...") счастье истинной любви.
Укрывшись в своей прозрачной стеклянной клетке, Д-503 пытается вернуть
своим мыслям прежний стройный порядок. Но тщетно - уже не выздороветь ему,
"болезнь" его неизлечима. "Плохо ваше дело! - говорит герою знакомый врач.-
По-видимому, у вас образовалась душа...". И в довершение всего наш
математик узнает, что его возлюбленная 1-330 участвует в подготовке
восстания. Показательный диалог происходит между ними - диалог, в который
стоит вслушаться повнимательнее: он многое открывает нам в позиции автора.
-- Это немыслимо! Это нелепо! Неужели тебе не ясно: то, что вы затеваете,- это
революция? - Да, революция! Почему же это нелепо? - Нелепо - потому что
революции не может быть. Потому что наша... наша революция была последней.
И больше никаких революций не может быть. Это известно всякому... - А какую
же ты хочешь последнюю революцию? Последней - нет, революции -
бесконечны..." Поистине они били тогда не в бровь, а в глаз, эти
"зашифрованные в фантастику" слова, звучавшие неслыханным кощунством для
тех, кто был убежден, что октябрь 1917 года окончательно и бесповоротно
определил судьбу России. Финал романа трагичен. Восстание подавлено, в чем
косвенно виноват и Д-503: его дневник, откровенные записи в нем, естественно,
не ускользнули от недреманного ока Хранителей. Сам Д-503 подвергнут
операции, в результате которой в его мозгу нейтрализован центр, ведающий
фантазией. И вот уже возвращается к нему готовность испытывать сладостное
ощущение "победы всех над одним, суммы - над единицей"... Но и неудавшееся
восстание - факт, заставляющий читателя крепко усомниться в казарменной
долговечности Единого Государства.
Проблема любви и долга в романе Е. Замятина "Мы".
Когда я прочитал роман Замятина "Мы", у меня невольно возник вопрос: О чем
этот произведение? О бездуховном обществе? О тоталитаризме, системе,
которая разрушает человеческую личность? О любви и предательстве? Можно
сказать, что здесь присутствуют все эти темы, но сам Замятин вкладывает в
роман значительно более глубокий смысл, чем, например, высмеивание основ
социалистического общества, как считали многие критики начала XX
века.Безусловно, проблема любви и долга не является основой романа, она
носит как бы побочный характер.Главный герой произведения - Д-503. Сразу
бросается в глаза отсутствие имен у персонажей, это наводит на мысль о
бездуховности, царящей в Едином Государстве. Человек лишен имени, он
безлик, подобен механизму, роботу, имеющему серийный номер. Жизнь его
выверена и направляется другими. Он лишен чувств, мыслей, души. В обществе,
живущем по строгим математическим законам, где все должно быть логично, не
может и речи идти о любви, фантазии.В начале романа Д-503 предстает
читателю, как частица Единого Государства, один из многих винтиков большой
машины. Он восхищается мудростью Благодетеля, ему нравиться жить точно по
часам. Но вдруг вся его размеренная жизнь резко меняется. Свое новое
состояние он оценивает как болезнь. "Должен записать, чтобы вы, неведомые
мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни".Что же произошло
с главным героем? В чем причина его "болезни"? Д-503 влюбился, незаметно
для самого себя. Первые подозрения у него возникают во время
прослушивания музыки Скрябина, которая должна была вызвать смех, доказать
что выше, лучше современных "математических композиций" ничего не может
быть. И действительно, многие смеются "только немногие ... но почему же и
я-я?" Здесь он впервые почувствовал себя как "я", а не как "мы". После этого в
его жизнь входит I-330, возглавляющая революционную организацию. Она не
такая, как остальные, ходит в древней одежде, пьет ликер, курит. Д-503 обязан
донести на нее в Бюро Хранителей - это считается подвигом, но он этого не
делает, сам себе удивляясь: "Неделю назад - я знаю, пошел бы, не
задумываясь. Почему же теперь?…Почему?" Его разум разрывается между
любовью и чувством долга: "Я гибну. Я не в состоянии выполнять свои
обязанности перед Единым Государством…Я…" Любовь к I-330 окончательно
утвердила в нем "Я", он стал личностью, способной чувствовать, переживать.
Впервые в нем заговорила ревность: "Я не позволю. Я хочу, чтоб никто кроме
меня. Я убью всякого, кто…Потому что я вас - я вас…" Слово "люблю" так и
остается непроизнесенным.Чтобы разобраться в самом себе, Д-503 идет в
Медицинское Бюро. Там ему сообщают, что он боле: у него появилась "душа".
Человек с "душой" не может нормально жить в техногенном обществе, но есть
выход: операция по удалению фантазии. Тут Д приходится выбирать: "Операция
и стопроцентное счастье - или…" Он выбрал I и "Мефи".I хочет, чтоб он как
строитель Интеграла помог захватить его, и Д-503 дает свое согласие. Но полет
будет прерван из-за предательства. После этого Д предстает перед
Благодетелем, который убеждает его в том, что I, на самом деле, его не любит.
ОН нужен был ей только как строитель Интеграла. У самого Д давно
подсознательно возникли некоторые подозрения. Он вспоминает то письмо, в
котором I просит его опустить шторы, как будто она у него, ее вопрос об
Интеграле - скоро ли он будет готов? После разговора с Благодетелем Д
направляется к I домой, но не находит ее там, зато обнаруживает в комнате
огромное количество розовых талонов с буквой "Ф". Теперь-то он понимает, что
I, действительно, использовала его. Она сделала так, что он полюбил ее, она
оторвала его от Единого Государства. В итоге Д остался ни с чем: он не мог
быть со своей возлюбленной м не мог вернуться к нормальной жизни в этом
"бездушном" обществе. Ему ничего не остается, кроме как согласиться на
операцию. Он решает "вырезать фантазию". "Все решено - и завтра утром я
сделаю это. Было это тоже самое, что убить себя - но, может быть, только тогда
я и воскресну. Потому что ведь только убитое и может воскреснуть."После
операции Д-503 спокойно наблюдает за тем, как под Газовым Колоколом казнят
"ту женщину". Нет фантазии - нет любви.Получается, что любовь не смогла
противостоять техническому прогрессу. Чувство долга все-таки пересилило в
Д-503 любовь. Или у него просто не было другого выхода? Возможно, все было
бы не так, если бы I действительно любили его.